Роман Энтони Бёрджесса «Заводной апельсин» 2 года назад отметил 50-летний юбилей. Хотя книга полна острой критики по отношению к реальности западного мира того времени, а советские критики и вовсе клеили на неё ярлык обличения капиталистической действительности, её не публиковали. Почему?
Жёсткая советская цензура стала притчей во языцех и попросту не могла пропустить на книжные полки страны произведение, изобилующее насилием. Даже при учёте общего негативного настроя романа к состоянию Запада. Книга была написана о том, что надо, но не так, как надо. Но, несмотря на это, интеллигенция данный роман знала и читала либо на языке оригинала, либо в самиздатских переводах.
Сложность была и в том, чтобы перевести с английского на русский сам роман. «Заводной апельсин» – это не только антиутопия со старым добрым ультранасилием, но и интересный предмет для лингвистического анализа. Сленг под названием «надцать», использовавшийся малолетними преступниками, был сконструирован на основе русского языка, которым уже давно увлекался автор книги – Энтони Бёрджесс. В этом сленге видят отражение паники перед СССР в период Карибского кризиса. И для того, чтобы отразить идею автора, необходимо было в переводе на русский язык использовать язык ещё более тоталитарного государства. Одним из вариантов был китайский язык. Каноничным стали считать русскоязычное изложение книги авторства Владимира Бошняка, где тот, чтобы вырваться из этого лингвистического парадокса, решил оставить русские слова на своём месте. Однако чтобы они воспринимались чуждыми, он записал их латиницей.